Популярное
Максим Брежнев: «Многие принципы реформы министра Н.А. Щелокова актуальны и сегодня»
Профессор Александр Ипакян — один из лучших ученых-правоведов реформенной эпохи МВД
Одним из мэтров ведомственной науки управления в системе МВД по праву считается полковник внутренней службы профессор, доктор философии Александр Павлович Ипакян. Родился он 26 ноября 1932 года в Тбилиси в интеллигентной армянской семье в один день с лучшим советским министром внутренних дел Николаем Анисимовичем Щелоковым.
Министр Н.А. Щелоков и профессор А.П. Ипакян
Мальчик рано остался сиротой и его домашним воспитанием занимались бабушка и тетя, сестра мамы. Несмотря на все объективные трудности того времени, эти две женщины делали все возможное, чтобы характер подростка впитал глубокие корни кавказских предков, развить у него уже тогда проявлявшиеся начатки его острого незаурядного природного ума, способность доискиваться до сути вещей, уметь различать добро и зло.
Как и многие тогдашние мальчишки, которые, к счастью, не были в те тяжелые предвоенные и военные годы оставлены без постоянного внимания любящей семьи, он был порядочным шкодой. Умел он, правда, остановиться на краю пропасти, не скатиться в нее. Увлекался спортом, особенно футболом, охотно учился в средней школе, с удовольствием и не без успеха занимался музыкой, причем играл на таком сложном для освоения инструменте, как скрипка.
Жизнь, однако, распорядилась иначе, и после десятилетки он стал курсантом Тбилисской оперативной школы МГБ. Когда в марте 1954 года из объединенного МВД СССР выделились органы госбезопасности, лейтенант Ипакян остался на службе в органах внутренних дел.
Судьбе было угодно, чтобы 50-х годах он оказался в Химках в качестве начальника следственного подразделения. После окончания в 1963 году с отличием Высшей школы МООП СССР, его зачисляют в адъюнктуру этого ВУЗа. Таким вот образом, бывший оперативник и следователь вступил на сложную и многотрудную научно-педагогическую стезю.
Мое знакомство с этим незаурядным человеком произошло осенью 1977 года, когда я сдавал кандидатский экзамен по дисциплине «Организации управления в органах внутренних дел». Принимала его комиссия из трех человек. Одного из них, Геннадия Анисимовича Туманова, я знал лет десять, он тогда читал нам, молодым штабистам Петровки, 38, лекции по научной организации труда и управления в МВД, да и в Управлении кадров тоже выступал перед нами не раз.
О втором экзаменаторе, Александре Павловиче Ипакяне, как о нашем земляке мне давно рассказывал Лева Берекашвили и даже пообещал нас познакомить, но тогда это как-то не получилось. Третьего преподавателя я не знал вовсе, он ушел сразу, как только мне продиктовали вопросы и велели готовиться, и так больше не появился.
И Туманов, и Ипакян имели в то время репутацию серьезных ученых. Их имена уже тогда стояли в одном ряду с именами таких корифеев-управленцев как профессора Г.Г. Зуйков, Д.В. Гребельский, А.Г. Лекарь.
Попотеть мне пришлось изрядно, вертелся я, что называется, как уж на сковородке, и эта экзекуция продолжалась около часа, если не больше. Только много времени спустя я понял, что им нравилось, не только скажем так, натирать нос не больно подготовленному в теоретических вопросах управления майору центрального аппарата, но и самим интересно было пообщаться с сотрудником, знающим реальные процессы, происходящие в повседневной милицейской практике.
Мою форменную рубашку можно было уже выжимать, силы были на исходе, когда, наконец, мои «мучители» сочли возможным оставить меня в покое и сопроводить все это четверкой в экзаменационной ведомости. Затем последовала длительная эскапада, сводившаяся к тому, что хоть мне и поставили хорошую оценку, сделано это с натяжкой, в надежде на то, что я в дальнейшем оправдаю их доверие, проявленное авансом к министерскому чиновнику.
После экзамена я подошел к Александру Павловичу, попросил разрешения обратиться и поинтересовался, давно ли он живет в Москве? Он удивленно посмотрел на меня и спросил, какое это имеет отношение к только что закончившемуся мероприятию?
«Никакого, ответил я, просто мы с Вами земляки. Я тоже родился и вырос в Тбилиси». И добавил, что могу даже назвать район, где жил мой уважаемый собеседник. «Ну-ка, ну-ка, попробуйте», — несколько удивленно произнес Александр Павлович. Чувствовалось, что он заинтригован. «И пробовать нечего, в Сололаках», — ответил я. Вся армянская интеллигенция испокон века жила там. Напротив, на другом берегу Куры, в районе Авлабара, обосновались армяне из числа мелких ремесленников: портных, сапожников и прочего простого люда.
Я понимал, почему Ипакян был так поражен. Дело было в том, что он не признал во мне человека из Грузии, поскольку в Москве мне удалось довольно быстро избавиться от акцента, по которому нашего брата узнают в России. Как это получилось, объяснить не берусь, но это факт. Сам я даже сейчас, полвека спустя, услышав кавказский говор, могу безошибочно определить, из каких краев тот или иной персонаж. Человека из Грузии не перепутаю с выходцем из Армении или, тем более, из Азербайджана.
Так, за разговором, пришли мы в кабинет Александра Павловича, он сварил кофе, достал початую бутылку коньяка, и мы продолжили разговор о прошлом времени за кофе с рюмкой коньяка.
Выяснилось, что наши семьи еще с дореволюционных лет жили неподалеку друг от друга на Вельяминовской улице, которая в советское время стала называться улицей Энгельса, что он учился в одной школе с моим двоюродным братом Виликом. Еще один выпускник этой школы, Сережа Халатов, сейчас кандидат медицинских наук, полковник, является главным психиатром внутренних войск.
В этой же школе до 1940 года русскую словесность преподавал мой дед, пока его не перевели в открывшуюся перед войной в Тбилиси спецшколу ВВС. После ее ликвидации дедушка перешел в первое в стране Нахимовское училище, которое вскоре передислоцировали в Ленинград, где оно благополучно пребывает и по сей день. Нашли мы и некоторых других общих знакомых.
Я поделился со своим собеседником одной давней семейной историей. Дело было в том, что дедушка, сын донецких крестьян-землепашцев, после окончания Санкт-Петербургского университета, будучи учителем русской словесности, самоучкой выучился играть на скрипке. Все его музицирование закончилось в октябре 1917-го, и дальнейшего продолжения не имело, однако скрипку хранили дома, как память о далеком прошлом.
Естественно, что вскоре мы перешли на «ты». Должен сказать, что в Закавказье не принято обращаться к собеседникам по имени-отчеству. В Грузии, например, младшие обращаются к людям, старшим по возрасту, с добавлением приставки «батоно» — господин или «калбатоно» — госпожа. В ходу также обращение «пативцемуло» — уважаемый, уважаемая. В Армении при обращении к старшему перед мужским именем добавляют слово «уста», что означает мастер.
Много в тот раз мы вспомнили такого, что интересно было не просто землякам, а именно людям, хорошо знавшим центр города, так называемый Сололакский убан, что в переводе на русский язык означает район. С тех пор мы периодически общались, а когда через десять лет я перешел работать в Академию, с Аликом мы встретились очень тепло и наши с ним отношения быстро переросли в дружеские.
Человеку, почти четверть века проработавшему на практической работе, было нелегко менять свою ипостась на другую, становиться преподавателем. Не скажу, кстати, что меня встретили в коллективе с распростертыми объятиями. За новичком закрепили сразу три учебные группы, тогда как многие маститые доценты, проработавшие по многу лет, вели занятия только в одной. Не дали как следует освоиться, и уже через пару недель пришлось идти на занятия.
Не знаю, как бы я справился бы с новым делом, если на помощь не пришли друзья, в первую очередь Алик Ипакян, Олег Клушин и Леня Хейло. У меня всегда получалось так, что на новом поприще мне всегда подставляли плечо добрые люди. Искренняя всем им моя благодарность. Я, в свою очередь, тоже, как мог, помогал молодым коллегам, всегда старался ответить добром на добро.
Тогда же, немного обжившись в новой своей должности, я озадачился вопросом, как удалось человеку, не имевшему опыта работы на высших этажах управленческой лестницы, получить звание профессора, действительно внести серьёзный вклад в организацию управленческой деятельности в органах внутренних дел.
Столь же значимые в профессиональном плане люди, такие, как Веселый и Туманов до того, как стать учеными, вдоволь поварились в высоких управленческих структурах. Достаточно сказать, что еще в середине шестидесятых они долго работали в Контрольно-инспекторском отделе российского министерства, задолго до того, как начальником там стал Сергей Михайлович Крылов. Да и во впервые образованном Оргинспекторском управлении МВД СССР тоже успели потрудиться. Так что стартовые условия изначально у них были разные.
Значит, сумел Ипакян найти свое место на новом поприще с помощью упорного труда, включения всех своих интеллектуальных сил для того, чтобы стать в один строй с самыми знаковыми управленческими фигурами того периода. Да и здоровые амбиции были одной из сильных черт его характера. С горечью должен отметить, что сейчас таких мощных управленческих фигур на ведомственном горизонте давно уже нет, да и вряд ли будут
Именно благодаря совокупности своих деловых и личных качеств он сумел войти и прочно закрепиться в небольшом сообществе настоящих специалистов, настоящих ученых, к делам и словам которых все прочие относились с должным вниманием и уважением.
Плодотворная учебная и научная работа Александра Павловича (ряд его работ, в том числе по моделированию оперативной обстановки в МВД, стали важной вехой в организации управленческого дела, в первую голову информационно-аналитической направленности), быстро выдвинули его в число ведущих управленцев системы МВД. Недаром Президент России еще в 1999 году присвоил ему почетное звание «Заслуженный юрист Российской Федерации».
Не буду кривить душой: в моем понимании он был истый аристократ, большой интеллектуал и высокий профессионал. Это, в частности, выражалось в его отношении к людям, в умении оставаться всегда и во всех ситуациях самим собой, независимо от того, общается ли он с многозвездным генералом, его старшим начальником, или с только что пришедшим на учебу молодым старлеем, — слушателем факультета подготовки руководящего состава горрайорганов внутренних дел.
Помню, как встречал на его юбилеях заместителя министра внутренних дел России генерал-полковника милиции Игоря Николаевича Зубова, который после окончания адъюнктуры длительное время работал в Научном центре исследования проблем управления Академии МВД СССР, в том самом отделе, которым командовали Ипакян и Андриевский. Своего учителя видели в нем бывший начальник Академии генерал-полковник внутренней службы Александр Семенович Коваленко, генерал-майор милиции Буничев Юрий Андреевич и многие другие руководители органов внутренних дел.
Это его умение уважать своего собеседника, заинтересованно выслушивать его точку зрения, пусть не всегда правильную, а порой и вовсе неверную, спокойно и аргументировано разъяснять свое мнение, не педалировать авторитетом, как магнитом притягивало к нему людей, как правило, умных. В совокупности все это сильно возвышало его в глазах собеседников, вызывало самое доброе и уважительное отношение к нему со стороны подавляющего большинства его сослуживцев и учеников.
Своим коллегой, в самом высоком понимании этого слова, его считали и умудренные опытом управленцы, и тянувшаяся к нему молодая поросль. Он с первого взгляда умел квалифицировать для себя людей. Одних он впускал в свое сердце, других держал на дистанции, но делал все так тонко, что человек этого часто даже не и понимал.
Алик обожал своих двух дочек Еранку и Анаиду, внуков Тиграна и Кристину. Когда он рассказывал о них, его голос звучал как-то по-особому. В нем появлялись нотки особой любви, особой гордости за них, ведь это были его родные ипакянчики, частички его самого, его души и тела. Причем он совершенно не стеснялся этого чувства и все присутствующие воспринимали это как нечто само собой разумеющееся.
Я оставляю за скобками влияние семьи на жизнь Александра Павловича. Не говорю о том, как все, что возможно, делали для него его супруга Людмила Петровна, дочь Анаида и её семья, которые создавали ему максимум домашнего уюта и внимания. Он был желанным гостем у старшей дочери, которая после завершения весьма успешной спортивной карьеры в фигурном катании, еще в советское время получила вместе с мужем приглашение на тренерскую работу за рубежом. Алик часто ездил к ним в гости и всегда возвращался оттуда довольным и счастливым. А уж когда они приезжали в Москву, из кожи лез вон, чтобы ублажить их, особенно Тиграна.
Теперь несколько слов об Алике, как достойном сыне своей малой родины. Кстати, Армению он любил также сильно, как и Грузию, и в этом проявлении был совершенно естественен. Он был кавказским человеком в самом прямом и лучшем понимании этого слова.
Как-то в конце девяностых я вдруг увидел в длинном коридоре Академии человека, в котором по походке сразу узнал земляка. Он шел именно так, как ходят мальчики-мажоры только в грузинской столице. На нем были джинсы и легкий пуловер. Долго пытался сообразить, откуда тут, в Академии, мог вдруг взяться иностранец, а потом понял, что это Ипакян! Я его окликнул, он обернулся, махнул рукой и весело ответил: «Привет, Саш!» Именно так он часто меня называл, и нам обоим это очень нравилось.
Дальше мы пошли вместе. «Я принял тебя за джибгира (по-грузински это нечто вроде фартового, хулигана, картежника и т. п.), ты шел так, как они ходили они после войны». Алик от души расхохотался: «Значит, я неплохо запомнил то, чему нас учили». «Да, у тебя в 305-й школе были хорошие учителя», — смеясь, ответил я.
Он удивленно посмотрел на меня, видно, не ожидал, что я знаю название этого совершенно закрытого в советское время спецслужбистского учебного заведения, но не стал дальше продолжать эту тему. «Не забывай, что я выходец из Управления кадров, — напомнил я ему, — и что немало лет мы с госбезопасностью были одним ведомством. «Да знаю я», — отмахнулся он и больше эту тему не поднимал.
Подружились мы и домами. Моя к тому времени уже весьма старенькая тетушка очень любила Алика и всегда радовалась его приходу. Они усаживались рядом и ухитрялись, не отрываясь от общей компании, вести свои разговоры. Несмотря на очень большую разницу в возрасте, у двух тбилисцев всегда находились темы для задушевных разговоров, которые, судя по всему, обоим доставляли немало радостных минут.
Привел я как-то Алика в Селезневские бани, познакомил его с нашей большой компанией. Люди там были самые разные и по возрасту, по профессии, и национальности, и по банному стажу. Объединяло всех нас одно обстоятельство: любовь к хорошему пару, варить который среди нас было немало больших умельцев.
По части банных дел мы с Аликом были полными профанами. Париться любили, но не более того. Поэтому нас и других таких, как мы, использовали на подсобных работах: принести воды, запарить веники, подмести полы и т.д.
Там, в Селезнях сблизился Алик с еще одним армянином, кандидатом технических наук Арменом Ованесовичем Адамьянцем, выпускником МАИ, в молодости мастером спорта по регби. Два незаурядных человека быстро нашли общий язык. Таким вот образом полковник Ипакян надолго вписался в нашу интернациональную команду и оказался там весьма ко двору. Полковников, кстати, в этой команде было никак не меньше десяти человек.
При всем том, что Алик был кавказцем до мозга костей в самом лучшем понимании этого слова, он кардинально отличался от основной массы своих сородичей. К примеру, он любил застолье и всегда с удовольствием принимал в нем участие. Но при этом никогда не переедал и не напивался.
За время, проведённое за столом с хорошими тостами, степенными разговорами, различными дружескими подначками, когда другие не забывали следить, чтобы не пустели их тарелки и бокалы, он клал себе ложку сациви, немного лобио, веточку тархуна, базилика, кинзы. Добавлял к этому ломтик хачапури, кусок армянского лаваша, или «тониспури» (грузинского хлеба, испеченного в особой печи). И этого, с позволения сказать «набора», ему хватало на всю трапезу.
Он любил хорошую выпивку, но пары рюмок спиртного ему было достаточно. При этом он был прекрасным тамадой, умел вести многочасовой стол, ни на минуту не теряя над ним контроль. В Грузии, кстати, такой тамада всегда ценился на вес золота, уверен, что и в Армении тоже.
Признаюсь, что в то время я этой добродетели за Аликом не заметил, видно этому мешала моя тяга к чревоугодию: в те годы хорошие кавказские столы в Москве были редкостью. Зато сейчас, когда уютные кавказские кафе и рестораны расцвели в Москве пышным цветом, посещать их мне стало весьма затруднительно из-за собственной «малой мобильности» (спасибо медикам, которые для нас, стариков, ввели в обиход столь изящный термин).
В моем случае, однако, полностью подтвердилась старая русская пословица: «близок локоть, да не укусишь». Сейчас я готовлю свои любимые грузинские яства только на Новый год и наши с женой дни рождения.
О том, что Александр Павлович был малоежкой, совсем недавно рассказали мне два его ученика кандидаты юридических наук Сергей Генрихович Минасов и Арам Оганесович Адян, два полковника, теперь уже довольно давно пребывающие в отставке, но продолжающие успешно применять свои правовые познания на гражданке. Что не мешало им постоянно навещать Александра Павловича, поддерживать его до последних дней его жизненного пути.
Кстати, на учебу в Академию оба офицера прибыли не из Армении, а из УВД Камчатской области. После завершения службы они еще больше сблизились со своим учителем, часто навещали его, и, как могли, скрашивали ему «период дожития», как теперь выражаются на новоязе наши чиновники.
Поскольку Алик никогда не позволял себе ничего лишнего, он до самого последнего своего дня имел фигуру, которой могут позавидовать многие нынешние тридцатилетние мужчины. Он пользовался огромным успехом у женщин. Они, да простят меня читатели, липли на него как мухи на мед. Ему, конечно, это льстило, он охотно флиртовал, дарил направо и налево свои неповторимые улыбки и шутки, в которых не было и тени фривольности, но дальше этого дело не доходило никогда. Он всегда был предан своей избраннице.
Даже Александр Евгеньевич Андриевский, с которым они дружили лет пятьдесят, если не больше, сам большой специалист, как и многие из нас, по этой части, и тот не мог припомнить случая, чтобы у Ипакяна завелась интрижка на стороне. А я, честно сказать, вообще не могу вспомнить кого-нибудь из моих знакомых тбилисцев, обладавших столь редким даром. Из числа московских друзей с уверенностью могу назвать лишь трех человек.
Однажды у нас намечалось большое семейное торжество. Как всегда, его праздновали два дня: сначала собирались родственники, на второй день - друзья. Алик и Армен получили приглашение на оба дня, потому что в первый день в основном собирались мои уже немногочисленные армянские родственники.
Я набрался нахальства и попросил Алика приготовить для дружеской пирушки узбекский плов, сказав ему, что накануне сам приготовлю плов армянский. Он посмотрел на меня, засмеялся и согласился. Спросил только, есть ли у нас дома казан, на что я только развел руками. Тогда он сказал, что все необходимое привезет с собой, включая необходимые продукты. Мне поручил только запастись рисом и назвал его сорт.
С этим рисом я намучился вдосталь. Дело в том, что было это в конце 1994 года. Магазины еще были полупустыми, на трех рынках нужного продукта тоже не оказалось. Думаю, что мое состояние накануне торжества долго описывать не нужно.
По совету моей мудрой тетушки я стал звонить знакомым и спрашивать, у кого имеется сей продукт. Он оказался у близкой подруги тетки, которая она жила рядом с нами и тоже была в числе приглашенных. У меня камень с души упал, я тут же помчался к ней, и только заполучив в руки этот злополучный рис, вздохнул спокойно.
В тот день в нашей кухне главным действующим лицом был Алик. Надо было видеть, как он священнодействовал, какое удовольствие доставляли ему не только процесс приготовления, но и пикантность ситуации.
Все сидевшие за столом, а в основном это была наша банная команда, прекрасно знали друг друга, поэтому праздник был веселый и запоминающийся Приготовленный Аликом плов все ели, нахваливали и просили добавки. Согласитесь, что такое запоминается навсегда. Плова было так много, что мы лакомились им еще несколько дней и угостили еще и нескольких своих соседей.
В заключение скажу только одно: таких людей, как Александр Павлович Ипакян, я всегда характеризовал одной фразой: «штучный товар». Она, может, грубовата, но суть дела передает точно.
Пользуясь случаем, перечислю их всех поименно и по алфавиту: Вениамин Анатольевич Абрамов, Валериан Зямович Веселый, Николай Захарович Ефремов, Александр Павлович Ипакян, Николай Николаевич Кипман, Владимир Николаевич Красильников, Евгений Павлович Рехвиашвили, Фридрих Дмитриевич Светлов и Леонид Григорьевич Хейло. Вот так, за сорок два года календарной службы всего девять человек. И я не могу для себя решить: это много или мало. Каждый в этом случае решает для себя сам. Главное, что такие люди были, есть и будут в жизни каждого из нас.
В заключение выражу надежду, что научно-педагогическое наследие профессора Александра Павловича Ипакяна еще долго будет помогать сотрудникам органов внутренних дел совершенствовать свои профессиональные и нравственные качества.
Полковник внутренней службы в отставке Александр Георгиевич Саввинов