30.03.2020

Что же представляло из себя «хозяйство», которое мне досталось?

В системе МВД СССР было около 9,5 тысяч территориальных органов внутренних дел — министерств, управлений, отделов и самостоятельных отделений милиции. Кроме них, еще было около 800 органов внутренних дел на железнодорожном, воздушном и водном транспорте, а также в закрытых административно-территориальных образованиях.

В нижних звеньях управления подразделениями органов внутренних дел штатными кадровыми единицами были по одному инспектору-дежурному и по 2-3 их помощника. На 70% функции сменных дежурных здесь выполнял по очереди оперативный состав, т.е. нередко просто «случайные» люди. Выше — дежурные части были укомплектованы в две, и только в крупных городах, областных и республиканских центрах — в три смены. И тем не менее численность офицерского и сержантского состава дежурной службы страны была весьма значительной и составляла более 60 тысяч человек, кроме того, в службе было еще около 12 тысяч человек вольнонаемных работников — операторов службы «02», техников и инженеров-связистов. Кадры на штатные должности в дежурной службе выдвигались без специализированной подготовки (она попросту в системе МВД отсутствовала), по усмотрению руководителя органа внутренних дел, нередко это были не лучшие специалисты, а те, кого нужно было «задвинуть» или «продержать до пенсии».

За «спиной» этих дежурных в оружейных комнатах по всей стране хранилось свыше 70 тысяч стволов автоматического оружия, более одного миллиона пистолетов, около 30 тысяч единиц спортивного оружия с общим запасом боеприпасов в несколько десятков миллионов единиц. За дежурными частями числился весь автомототранспорт органов внутренних дел и все стационарные, передвижные (на транспортных средствах) и носимые средства связи.

И, наконец, на дежурных лежала функция обеспечения изоляции временно задержанных как за административные нарушения, так и за уголовные преступления. Таковых в «обезьянниках» и милицейских КПЗ содержалось в среднем по стране ежесуточно до 150 тысяч, а в год — более 5 миллионов человек.

Техническое состояние и то, что называется культурой благоустройства и общего порядка‚ во многих дежурных частях были ниже низшего предела. Работая с союзными республиками, я непрерывно «давил» на республиканских министров и областных начальников управлений внутренних дел до тех пор, пока им самим не стало нравиться достигнутое под этим давлением преображение в «дежурках». Но то, что я увидел в дежурных частях органов внутренних дел РСФСР, надолго испортило мне настроение. Здесь нужно было начинать с рубежей, которые я уже прошел 3-4 года назад. Что делать — было мне понятно, а «где деньги, Зин?..» Да и где время?..

Но все это были ожидаемые рабочие хлопоты, которые, как обычно, становились лишь стимулом к последующим действиям: собраться и преодолеть! Больше всего меня беспокоил один очень важный для личного самочувствия аспект морального свойства.

Дело было в том, что до меня Оперативным управлением Штаба МВД СССР руководил много лет мне хорошо знакомый и мною очень уважаемый генерал Ложкин Игорь Евлампиевич. Еще в 1968 году он вместе с двумя (призванными в МВД СССР только что вступившим в должность министра Н. А. Щелоковым) прогрессивными и далеко опередившими свое время офицерами из Военного института КГБ — Сергеем Михайловичем Крыловым и Николаем Михайловичем Булановым готовил на базе Высшей школы МВД СССР первое в истории командно-штабное учение высшего руководящего состава органов внутренних дел под условным наименованием «Волна».

Для участия в разработке учения и выполнения в последующем роли посредников при его проведении была сформирована небольшая группа из слушателей и адъюнктов, в состав которой был включен и я.

По завершении успешно проведенного учения практически все, участвовавшие в его разработке и обеспечении, получили приглашения перейти на работу в соответствующие службы министерства. Меня «перехватил» Н. М. Буланов, пользуясь тем, что его служба организации профессиональной подготовки кадров была влита в Управление кадров министерства, а он по должности стал еще и заместителем главного ведомственного «кадровика» — Ивана Ильича Рябика. «Кадры», как известно, «решают все!»

Почти пять лет я проработал на очень интересной организационно-методической работе, став одним из ведущих специалистов в системе МВД по разработке, организации и проведению оперативных тренировок, командно-штабных игр и оперативных учений (в масштабах — вплоть до крупного региона), автором использования игровых методов при инспектировании готовности органов внутренних дел к действиям в сложной оперативной обстановке, а также (с учетом моей прежней следственной специальности) еще и куратором от МВД СССР работы Ленинградского Института усовершенствования следственных работников органов Прокуратуры и МВД.

В этот период И. Е. Ложкин служил в Главном управлении внутренних войск в качестве начальника военно-научного отдела. Мы не раз взаимодействовали и при проведении учений, и при разработке нормативных материалов. В этот период времени вышла в свет моя первая книга, основанная на обобщении богатой практики и учебно-тренировочных экспериментов, проводившихся и с милицейскими специалистами, и со службой И. Е. Ложкина -— «Тактика задержания вооруженных преступников в условиях жилых помещений» под редакцией Н. М. Буланова. Игорь Евлампиевич Ложкин с большим одобрением встретил эту работу, ставшую на много лет единственным систематизированным научно-методическим пособием для подготовки милицейского и войскового (внутренних войск) спецназа.

Снова судьба нас свела в Афганистане, где Игорь Евлампиевич, уже генерал, был заместителем руководителя Представительства МВД СССР. Его задачей было создание «с нуля» внутренних войск МВД Афганистана — «Войск защиты революции» («Дефо Инкилоб»), их укомплектование офицерскими кадрами и переменным составом, оснащение, обучение и превращение в боеспособную силу (со штатной численностью более 80 тысяч человек!). Одновременно мы с ним решали совместную задачу — создания в новых войсках разведывательной службы, которая должна была обеспечивать выполнение не только войсковых задач, но и являлась бы составной частью единого разведывательного сообщества в борьбе с мятежными формированиями. И такую работу нам удалось менее чем за год успешно осуществить.

Вот теперь приближаемся к развязке моего утомившего читателя «захода». Дело в том, что, получая в руки бразды правления Оперативным управлением Штаба и всей системой дежурных служб страны, я получил «наследство», оставленное мне моим любимым Игорем Евлампиевичем Ложкиным, который к тому времени после пяти лет служения на этом посту, сам попросил освободить его от тяжкого бремени руководства данным участком работы и ушел на преподавание в Академию МВД СССР.

Работа на новом участке началась с места в карьер. Вопросы, которые требовали неотложного «командирского» решения, я докладывал непосредственно министру, и они решались в первоочередном порядке. Тем более что многие из этих дел не требовали значительных бюджетных затрат и реализовывались имеющимися под рукой хозяйственников сэкономленными или как всегда «ранее скрытыми» ими ресурсами.

Были пересмотрены составы имеющихся дежурных смен. В низовых органах была введена «штатная трехсменка». Стало очевидным, что в крупных органах внутренних дел нужна четвертая смена, т.к. при существующих нагрузках люди не успевали отдохнуть за двое суток (половина ответственных дежурных и их помощников в течение первых суток после дежурства вообще не в состоянии были уснуть). Со временем в МВД СССР были введены также должности начальников смен — в ранге моих заместителей — каждый.

Это не только повышало ответственность смены и полномочия ее начальника, но и имело внутрисистемный управленческий эффект — смене придавалась в внештатная суточная дежурная группа в составе представителей Главка по охране общественного порядка, Главного управления внутренних войск, а, если тема касалась серьезных происшествий на транспорте или в исправительно-трудовых учреждениях, — работников соответствующих управлений министерства. При дежурной смене находился также картограф, отображающий оперативную обстановку и динамику ее развития на топографических картах. При осложнении обстановки в состав смены входил также один из консультантов группы научного сопровождения из числа прикомандированных к Оперативному управлению сотрудников ВНИИ МВД СССР (во главе с начальником отдела, доктором юридических наук В. С. Овчинским, тем самым, который впоследствии стал генерал-майором милиции и возглавил Национальное бюро Интерпола).

Серьезно была пересмотрена организация надежной, бесперебойной и «задублированной» связи дежурной службы с периферией. Ранее в штатном режиме это был телефон обычной проводной связи, аппарат ВЧ-связи, телетайп и система «шифровок». Многие каналы такой связи в «горячих точках» переставали работать или теряли характер конфиденциальности. После переговоров и заключенных договоренностей с другими министерствами и ведомствами мы вышли в «очень большой эфир», используя каналы специальной связи КГБ, Минобороны, министерств путей сообщения, морского и речного флота, гражданской авиации, нефтяной и газовой промышленности и ряда других ведомств, систему связи шахт и разрезов Минугля и Минцветмета, связь Гостелерадио через телевизионные каналы, а также возможности спутниковой телефонной международной системы «ИнМорСат» и специальной системы связи Госинформа СССР, связывающую наиболее значимые предприятия ведущих, в том числе оборонных отраслей промышленности.

В городе Москве в связи со все нарастающей митинговой обстановкой мною была также задействована «замороженная» со времен Олимпийских игр 1980 года система телевизионного контроля ГАИ за основными улицами и площадями столицы в пределах Садового кольца, которая была нами модернизирована. Так мы научились почти все митинги в столице не только видеть в хорошем изображении, но и слышать.

В итоге дежурная служба министерства стала самой информированной в системе государственных властных институтов, и это выражалось в том, что примерно с 7.30 утра из всех ведомств страны ответственному дежурному непрерывно шли звонок за звонком с одним и тем же вопросом: «А что там было у нас за ночь?» Соответственно, самым информированным среди коллег его уровня становился и министр внутренних дел СССР.

Реорганизация дежурной службы потребовала серьезного привлечения к этой работе научных сил. Тема сквозной, от низшего звена управления до Центра, компьютеризации была сформулирована в качестве основной задачи для уже было «полузаброшенной» в системе МВД СССР службы — Главного научного центра управления и информации, буквально «набитой» в свое время по инициативе обладавшего величайшим даром «провидения» начальника Штаба Сергея Михайловича Крылова (руководил Штабом МВД СССР с 1969 по 1975 годы) выпускниками ведущих вузов страны —- Физтеха, МИФИ, Экономико-математического и др. Для научного руководства работой я привлек хорошо известных еще со времени моей работы в Научном центре исследования проблем управления Академии МВД СССР (1976-1979 гг.) ведущих ученых Вычислительного центра Академии наук СССР во главе с заведующим лабораторией, лауреатом Государственной премии, доктором физико-математических наук Л. И. Журавлевым.

В итоге менее чем за год нами были решены две огромные по объему задачи. Первая — это создание сложно-сочиненной (в связи с разнородностью еще примитивных в то время приемо-передающих технических компьютерных средств и трудностей стыковки каналов связи) системы передачи информации снизу доверху. Вторая — завершена разработка понятийного словаря и тезауруса — переводчика слов и словосочетаний в цифры для овладения людьми и техникой единым информационным языком.

Уже весной 1990 года заработала прямая компьютерная связь с МВД Киргизии (в то время самый передовой орган в стране по компьютеризации). К декабрю того же года в системе были задействованы уже все союзные республики, кроме РСФСР. В Российской Федерации компьютеризация дежурных служб была завешена в первой половине 1991 года.

Крайне важным условием организации полноценной деятельности дежурных частей был строительно-технический компонент, т.е. их продуманное размещение в зданиях городских и районных отделов, защищенность внутренними техническими средствами и внешними рубежами защиты, наличие технических возможностей для получения поддержки из вне или для эвакуации при чрезвычайных обстоятельствах. По этому аспекту В. В. Бакатин, как строитель по базовому образованию, был всегда в курсе дела и особо взыскателен. Вадим Викторович регулярно посещал комплекс помещений дежурной части МВД СССР в период, когда я был занят его реконструкцией, и внимательно следил за ходом работ. Он одобрил перестройку основного зала с размещением пультов ответственного дежурного и его помощников, изменение системы освещения, кондиционирования, создания светящейся карты Советского Союза с меняющимся отображением оперативной обстановки, а также оборудования комнат отдыха и приема пищи, душевых для дежурной смены и пр.

С большой заинтересованностью он вникал в типовые проекты реконструкции дежурных частей в территориальных и линейных (на транспорте) органах внутренних дел, поддерживая идеи ликвидации внешних воздушных линий энергоснабжения и средств связи; необходимости плоскостного выравнивания крыш зданий и освобождения их от антенн, труб и вентиляционных раструбов, что позволяло бы использовать дворы и крыши для десантирования сил поддержки или эвакуации раненых вертолетами; установки бронестекол, бронированных вторых дверей и таких же козырьков на окнах; создания дополнительных рубежей защиты для пресечения попыток нападающих проникнуть в оружейные комнаты и в места временного содержания задержанных лиц.

Исключительно важной была его поддержка в решении кадровых вопросов дежурной службы. Мне удалось добиться повышения на Одну ступень специальных званий для должностей начальника дежурной смены, ответственного дежурного и его помощника во всей системе дежурных частей страны. Более того, по моему представлению, эта категория сотрудников за отличную службу теперь могла быть представлена к очередным званиям по достижении всего лишь половины установленного срока выслуги в тех званиях, которые они имели. Это привело к тому, что началось быстрое обновление кадров дежурных частей высококвалифицированными специалистами. С эпохой «списантов» и «пенсионеров» на этих должностях было покончено.

Между тем за бронированными стеклами дежурной службы, глядящими на монумент В. И. Ленина на Октябрьской площади г. Москвы, разворачивались события эпохального масштаба. Специалисты в области новейшей истории называют 1989 год — годом начала третьей революции в России.

КПСС стремительно теряла авторитет в глазах народа‚ а сама перестройка приобрела автономность от своих инициаторов. Съезды Народных Депутатов стали важнейшими событиями в стране. Благодаря прямым трансляциям миллионы людей могли наблюдать за дебатами нар0дных избранников, которые, вопреки многолетней практике, развивались не по сценариям, написанным в ЦК КПСС.

Уже в середине 1989 года Съезд Народных Депутатов потребовал дать оценку афганской войне; разобраться в причинах межнациональных конфликтов; решить вопрос о реабилитации репрессированных сталинским режимом народов; предать гласности документы, связанные с заключением в 1939 году пакта Молотова-Риббентропа. Доминанту на заседаниях Съезда определяла Межрегиональная Депутатская Группа (МДГ) во главе с сопредседателями А. Сахаровым и Б. Ельциным. Впервые за 70 лет в стране наряду с КПСС стала легально функционировать политическая оппозиция, которая выступала за кардинальное реформирование советского общества.

После смерти в декабре 1989 года А. Д. Сахарова, обладавшего непререкаемым авторитетом в демократическом движении, Б. Н. Ельцин стал единоличным лидером сил, оппозиционных КПСС. И тут он своим «звериным» чутьем властолюбия ощутил тот самый момент, когда перед ним открывается прямая дорога к свержению ненавистного ему М. Горбачева и захвату власти в «большой» стране. По пути оставалось только взять в свои руки власть в самой крупной, системообразующей республике Советского Союза — в РСФСР и создать в «Союзе» ситуацию двоевластия с перевесом в свою пользу.

На фоне складывающейся в стране обстановке «дуализма» власти актуальность реформы укрепления дежурных частей и организации надежной обороны служебных зданий органов внутренних дел подтвердилась чрезвычайными событиями, имевшими место в ноябре 1989 года в Молдавии.

Беспорядки начались 7 ноября, когда боевики Молдавского народного фронта сорвали в Кишиневе проведение традиционного военного парада и демонстрации. За хулиганские действия тогда было задержано милицией около 20 человек. 10 ноября актив Народного фронта и «как бы вдруг» вышедшие из «подполья» боевые группы националистов «решили» отомстить милиции в день ее всесоюзного праздника. Окружившая здание республиканского МВД толпа потребовала освободить задержанных, а, получив отказ, около 16 часов приступила к штурму, который был жестоким и кровавым.

Штурмующих было несколько тысяч человек. Для прорыва в здание они использовали огнестрельное оружие, бутылки с зажигательной жидкостью, такелажные цепи, заточенные штыри металлической арматуры. При первой атаке нападающими была захвачена почти половина первого этажа и подожжена часть кабинетов.

Прибывший с заседания правительства республики министр внутренних дел В. Н. Воронин смог проникнуть через боковой вход в здание и тут же организовал его оборону, в первую очередь защиту дежурной части, ружейной комнаты, оперативной картотеки, архива, а также создал организованные группы тушения очагов загорания. Для отражения нападения активно применялось спецсредство (полицейский газ) «Черемуха».

В. Воронин доложил о тревожной ситуации в Москву В. Бакатину, и тот просил по возможности вплоть до самой крайней ситуации не применять оружия, поскольку из доклада вытекало, что во втором эшелоне нападавшей толпы были женщины и даже дети.

Продолжавшиеся в течение нескольких часов бои в здании МВД шли в режиме рукопашных схваток. Защитники, предпринимая сверхусилия, так и не дали нападавшим прорваться по лестничным маршам на верхние этажи.

Только к 23 часам атаки удалось отбить и организовать полноценную охрану серьезно поврежденного здания министерства.

В ходе пресечения беспорядков травмы различной тяжести получили 218 сотрудников милиции и военнослужащих внутренних войск, 36 из них были госпитализированы, причем двое — в тяжелом состоянии. У мятежников пострадали 77 человек, 70 нападавших были задержаны.

Это был первый в стране случай нападения не на городской или районный отделы внутренних дел, а на республиканское МВД — силовой оплот власти в республике. Если бы его не удалось отстоять, то следующими объектами нападения неизбежно были бы здания ЦК Компартии Молдавии и республиканских правительства и Верховного Совета. По схожему, и как бы под «кальку» запущенному сценарию, месяц спустя в соседней Румынии в результате мятежа был совершен государственный переворот и свергнут режим Чаушеску со всеми известными последствиями.

На следующий день вместе с В. В. Бакатиным я был в Кишиневе. Вторым самолетом вслед за нами прибыл спецназ внутренних войск из дивизии им. Ф. Дзержинского.

В то время, пока Вадим Викторович работал с «верхами» — в ЦК Компартии и правительстве, я взял в оборот «низы». Используя свой следственный опыт, с фотоаппаратом изучил и заснял как внешнюю, так и внутреннюю обстановку в зоне штурма здания, составил планы-схемы — «до», в «апогее» и в «финале». Провел подробный опрос участников и очевидцев. Стала очевидной не только решающая руководящая роль В. Н. Воронина в том, что здание МВД удалось отстоять, но и значительная на общем фоне определенной растерянности министерских сотрудников организаторская роль начальника Центрального отдела внутренних дел Кишинева подполковника милиции Анатолия Жогло, который силами своих сотрудников отбил от министерства первые атаки нападавших, а затем уже внутри здания успешно вел самые тяжелые рукопашные бои.

Стало также очевидным, что причиной технической слабости внешней защиты здания министерства явилось то, что не все наши последние рекомендации по созданию 4-5 рубежей обороны были выполнены, первые этажи не были защищены бронированными стеклами, важнейшие органы управления не были перемещены на более высокие этажи, давали сбои системы пожаротушения, энергообеспечения и т. п. Это были мои темы, и по ним я провел необходимые встречи с руководителями соответствующих служб, дав указания и установив сроки исполнения.

Что же касалось судьбы А. Жогло‚ возникла необходимость выйти на личное решение В. Бакатина. Руководители «Народного фронта» объявили «врагом №1» начальника милиции, сорвавшего их замысел и причинившего силам нападавших наибольший урон. Оставаться в Кишиневе, да и вообще в Молдавии, самому А. Жогло и его семье становилось не безопасно. Министр согласился с моими доводами, и на следующий день мы улетали в Москву самолетом, в котором с нами был упомянутый мною герой и его домочадцы.

В Москве Анатолий Жогло получил высокую должность в Оперативном управлении и звание полковника. Еще ряд лет он был одним из самых надежных и квалифицированных моих сотрудников.

И еще о последствиях «Кишиневских» событий.

Твердость и решимость, проявленные тогда в сложнейших условиях оперативной обстановки министром внутренних дел Молдавской ССР генералом В. Н. Ворониным, остались в доброй памяти у народа‚ что позитивно повлияло в последующем на его избрание президентом суверенной Республики Молдова.

«Кишиневские» события были по сути последними, когда в разваливающейся стране М. Горбачевым со товарищами, вопреки Конституции СССР и действовавшим законам, еще не были волюнтаристски задействованы для «усмирения толпы» части Советской армии.

В это время под Кишиневом стояла Болградская воздушно-десантная дивизия, а в самой молдавской столице — «сотый» парашютно-десантный полк от этой дивизии под командованием полковника Анатолия Лебедя (впоследствии губернатора Хакассии, брата всем известного политика — Александра Ивановича Лебедя). И В. Воронин и В. Бакатин прекрасно понимали, что участие десантников в подавлении беспорядков было бы быстрым и решающим. Но они же, как настоящие «государственники», понимали, что в возникшем в результате ситуации противостояния армии и народа (даже такого опьяненного идеями национализма «народа», какой толкал перед собой на штыки «Народный фронт») на фоне тактической победы и здесь, в Молдавии, и в любом другом регионе страну ожидал глубокий стратегический и политический проигрыш.

Как и на Тяньаньмэне в Китае, в такую «игру» власти, которая хотела бы остаться «при власти», можно было решительно и кардинально «сыграть» всего лишь один раз…

1989 год для СССР стал «пиком» неудавшейся «перестройки», когда события на глазах у людей стали выходить из-под контроля руководства КПСС и приобретать собственную разрушительную логику. Место «законности» все больше начали занимать категории «целесообразности», а то и просто «возможности», поскольку объем этих «возможностей» (в том числе и в деле наведения правового порядка) все более сокращался и ослабевал.

Многие партийные руководители в реальной политической борьбе раз за разом проигрывали выборы в различные уровни законодательной власти, а выигрывавшая у них выборы либеральная интеллигенция и демагоги от толпы не были способны ни к каким формам организации руководства жизнью общества. Это серьезно повлияло на резкое снижение профессионализма в общегосударственном и региональном уровнях управления, что проявлялось в примитивном непонимании новоявленными управленцами особенностей правового использования силовых инструментов государства.

На «внутренней» ситуации сказывались и коренные провалы кремлевского руководства в вопросах внешнеполитического характера. 1989 год стал ГОДОМ заката двухполярного противостояния на мировой арене ведущих сверхдержав — СССР и США, а также годом прокатившихся по всей Восточной Европе демократических революций, разрушивших систему социалистического лагеря и его главную силовую основу — военный блок Варшавского Договора. Выпад Советского Союза из категории равноценного по силам и признанного всем миром партнера Запада (во главе с США) автоматически переводил его в категорию второразрядных стран и вполне логично отправлял в стадию «дожима» как проигравшего в «холодной войне». А этот «дожим» мы наглядно почувствовали через всемерную активизацию «народных фронтов», религиозных и националистических организаций, деятельность которых была направлена на окончательное добивание слабеющей власти, ликвидацию советской федеративной системы построения государства, раздирание на «суверенные» части бывшей некогда великой социалистической державы.

Все это наглядно проявилось на рубеже наступающего 1990 года.

Еще 1 декабря 1989 года Верховный Совет Армянской ССР и Национальный Совет Нагорно-Карабахской автономной области Азербайджана (неконституционный орган власти) в нарушение Конституции СССР приняли решение о воссоединении Армении и Карабаха.

В ответ Национальный фронт Азербайджана (де-факто присвоивший себе функции властного органа в Азербайджане) осуществил комплекс хорошо спланированных акций, отвлекающих силы Центра от начала острой фазы вооруженного конфликта вокруг карабахской проблемы.

Были избраны три направления.

Первое — организация вспышки насилия в отношении армянского населения в Баку (там проживало до начала событий около 50 тысяч армян), а также в городах Кировобаде (ныне Гянджа), Шемахе, Шамхоре, Мингечауре, осуществленного руками «еразов» («ереванских» азербайджанцев, тех самых, которые были нами спасены и эвакуированы из Армении в 1988 году, а затем оставались в Азербайджане третьесортными и обездоленными людьми).

Второе — прорыв государственной границы СССР с Ираном в Нахичеванской автономной республике под лозунгом воссоединения «разделенного и униженного» в Советском Союзе азербайджанского народа с «братьями» в Иранском Азербайджане.

Третье — такой же прорыв государственной границы с Ираном на юге Азербайджана — в Джебраильском, Пушкинском, Зангеланском и Ленинаканском районах, где провокаторами было поднято на мятеж проживавшее там преимущественно талышское по национальности население под лозунгами воссоединения с талышами в Иране и создания единой «Талышско-Муганской республики».

31 декабря, под новый 1990 год, многотысячная толпа в Нахичевани начала крушить и уничтожать пограничные вышки и столбы, систему датчиков сигнализации, валить и вырывать из земли опоры инженерных сооружений. К 5 января участок государственной границы с Ираном вдоль всей Нахичеванской АССР протяженностью в 164 километра был разрушен. Оставшийся «кусочек» границы в 8 километров, но уже с Турецкой республикой, не был затронут погромом. По разведывательным данным этот «довесок» был оставлен идеологами «Фронта» в качестве «джокера» на тот случай, если бы дело пошло совсем плохо, и тогда у них был шанс столкнуть в пограничном конфликте Советский Союз с Турцией — страной, членом НАТО.

Следом за Нахичеванью, где пограничникам было предписано Москвой не ввязываться в боевые столкновения с мятежниками, осмелевшие от безнаказанности «фронтовики» начали громить пограничные сооружения вдоль всей юго-восточной оконечности Азербайджана. К 18 января советскими погранвойсками был полностью утрачен контроль за сухопутной границей СССР с Ираном к Западу от Каспия протяженностью в 790 километров.

В зонах прорыва границы начались взаимные бесконтрольные, недокументированные проникновения с сопредельных территорий десятков тысяч людей, потоком пошла контрабанда, партии наркотиков и оружия.

Как пишет в своих воспоминаниях бывший в то время председателем КГБ Азербайджана Вагиф Гусейнов, его потряс факт гигантского безнаказанного разрушения государственной границы — символа суверенитета любой страны мира. Однако, на его «крик души», обращенный к председателю КГБ СССР В. А. Крючкову, он услышал спокойный ответ: «Мы действуем в соответствии с решением политического руководства СССР».

Что это было на самом деле: действительно «политическое решение» или простая политическая трусость — остается загадкой и по сей день.

С такого рода «загадкой» я вновь столкнулся осенью того же 1990 года на Украине, проезжая на по берегу Белой Тиссы вдоль границы СССР с Румынией, Венгрией и Чехословакией. Глядя на почти 200 километров поваленных и растащенных на хозяйственные нужды пограничных сооружений и не увидев на всем протяжении пути ни одного «служивого» в зеленой фуражке, я испытывал те же чувства, что и Вагиф Гусейнов в его родном Азербайджане. Но будучи более, чем он, закаленным боями, жизненными передрягами и непредсказуемыми действиями «вождей», я с пониманием необратимости происходящего сдерживал бушующие во мне эмоции «государственника»...

В общественном мнении поныне продолжает господствовать суждение о том, что Народный фронт Азербайджана — это о6щественная, демократическая организация азербайджанской интеллигенции, протестовавшая исключительно мирными средствами против «кровавого произвола» жестокой коммунистической власти.

Между тем в созданном в 1988 году после событий в Сумгаите кружке Бакинского клуба ученых с претенциозным названием «Народный фронт» уже в августе того же года руководство захватила крайне радикальная националистическая группа «Варлыг» во главе с Абульфазом Алиевым (псевдоним «Эльчибей», впоследствии ставший его фамилией, ранее судимый за антисоветскую агитацию и пропаганду), Исой Гамбаровым и Нейматом Панаховым, человеком с наиболее выраженными на фоне его сотоварищей экстремистскими взглядами.

Эльчибей с первых же дней поставил перед «Фронтом» задачу захвата власти в республике, выхода Азербайджана из состава СССР, подавления любых попыток автономизации и тем более суверенизации Карабаха, национальных чисток в республике (в том числе не только от армянского населения, но и от всех «русскоязычных»), господства исключительно национального языка, а также безусловного вхождения Азербайджана в единую семью пантюркистских государств.

За два года метастазы идей «Народного фронта» и их последователи проникли во все поры общественной жизни, а также в структуры власти в республике, включая партийные и силовые. Именно этим объясняется синхронность действий «народнофронтовцев», в том числе на значительном удалении очагов и вспышек действий друг от друга, а также их почти полная безнаказанность при пассивном созерцании происходящего власть в республике «придержащими».

Уже 3-4 января 1990 года все въездные дороги в Баку были блокированы вооруженными пикетами «народнофронтовцев». Заранее готовившиеся списки жителей города для обеспечения новогодними продуктовыми заказами и талонами на предметы первой необходимости были розданы «фронтовым» районным комитетам и дружинам с тем, чтобы боевые группы знали адресно объекты погромов и поименно своих потенциальных жертв.

Боевиками был также осуществлен ряд имитационных действий — путем обозначения якобы угрозы объектам жизнеобеспечения, энергетики, связи, органам власти и управления с тем, чтобы все ресурсы сил правопорядка были стянуты именно туда, освободив тем самым готовившееся «поле боя» в жилых секторах города.

«Рабочая сила» погромов — тысячи «еразов» — были заранее свезены в Баку автобусами из городского пригорода и близ лежащих населенных пунктов.

Следует признать, что Эльчибей со своим штабом обладал немалыми стратегическими способностями. Первоначальные удары по самому уязвимому для любого государства и потому особо охраняемому достоянию — государственной границе, были связаны с четким расчетом, что все имеющиеся силы Советской армии на Северном Кавказе и в Закавказье будут первым делом брошены на восстановление и защиту пограничных рубежей. Однако сил этих для закрытия всего региона и почти 1000-километровой линии границы даже у двух военных округов было недостаточно, а призыв «партизан» (запасников) для пополнения кадрированных армейских частей, занял бы немалое время.

Вот эта-то пауза и стала бы тем моментом, когда заговорщикам было по силам совершить государственный переворот непосредственно в Баку при поддержке немалого большинства «народнофронтовцев» и им сочувствующих в Верховном Совете Азербайджана.

Находившиеся в это время в столице республики части внутренних войск МВД не рассматривались в качестве непреодолимой силы, поскольку их было явно недостаточно для нейтрализации очагов беспорядков — от погромов в жилом секторе до нападений на органы власти. Милиции, где было немало сочувствующих НФА, заведомо отводилась нейтральная роль в начавшемся политическом конфликте.

С учетом складывающейся крайне сложной оперативной обстановки мною еще 10 января были командированы в Баку два наиболее опытных сотрудника Оперативного управления с задачей оказания помощи в работе МВД Азербайджана и городского Управления внутренних дел столицы. По их докладам обстановка была на грани полной потери контроля за происходящим.

11 января в Баку начался многотысячный митинг (свыше 50 тысяч человек), созванный Народным фронтом. Верховодил на митинге Неймат Панахов, получивший впоследствии всенародную кличку «Вождь черного января». Использовавшиеся Панаховым приемы доведения толпы до истерического состояния покажутся читателю до удивления знакомыми, только со своеобразным «бакинским» акцентом.

Над площадью Ленина через усилители звучало: «Тот, кто сейчас не сядет на землю, — не азербайджанец!» Огромная толпа разом садилась в жижу растаявшего под ногами снега… Звучала следующая команда: «Тот, кто сейчас не встанет, — тот не с нами!» Толпа грузно поднималась, звучали вопли стариков, которые не могли сами встать и просили рядом стоящих поднять их на ноги... Одним словом, «кто не скачет — тот москаль!». Затертый прием из ЦРУшной методички по зомбированию толпы, десятилетиями применяемый по всему «белу свету» от Каира, Анкары и Тегерана до Баку, Душанбе и Киева…

Митинг под руководством Н. Панахова стоял на ногах двое суток. В выступлениях на митинге лидеров «Народного фронта» нет-нет да проскальзывали уже запланированные заговорщиками последствия скорых событий. Так, Фазил Агамалиев заявил: «Волна кровавых революций, начавшихся в Румынии, накрывает и Азербайджан!», а лидер бакинского комитета «Народного фронта» Этибар Мамедов прямо предсказал присутствующим: «Чем больше нация прольет крови, тем быстрее она возродится».

13 января на митинге было объявлено о создании Народным фронтом органа руководства боевыми действиями — Совета национальной обороны. В 17.00, что называется, «в строку» было озвучено, что только что в одном из микрорайонов Баку, защищая свою квартиру от нападения «ераза», хозяин жилища — армянин ударом топора убил азербайджанца. Это сообщение стало пусковым механизмом начала армянских погромов в городе.

Защищая «вольницу» погромщиков, хорошо организованные и вооруженные группы «фронтовых» боевиков быстро рассыпались по городу на выполнение задач по блокированию объектов силовых структур. Их не волновала милиция, которая заперлась в своих подразделениях. Основными объектами блокирования были места временного размещения гарнизонов внутренних войск МВД (как правило, профтехучилища и школы), а также подходы к центрам управления, Казармам и арсеналам воинских частей Бакинского гарнизона и размещенных в столице Азербайджана военных училищ. Из 57 воинских частей, находившихся в городе, 34 были полностью блокированы с использованием сооруженных «народнофронтовцами» баррикад и бетонных заграждений.

Нескольким подразделениям внутренних войск удалось, прорвав блокаду, организовать в местах собственного размещения сборные пункты для армян, спасающихся от погромов, затем создать охраняемые коридоры и организовать вывоз беженцев в места сбора на морском вокзале и в бакинском аэропорте «Бинар». Подготовка к эвакуации морем велась совместно с представителями командования Каспийской военно-морской флотилии, а к эвакуации воздушным путем — совместно с частями ВДВ.

За трое суток непрекращающихся погромов удалось сконцентрировать в аэропорту и вывезти воздухом за пределы Азербайджана свыше 5 тысяч граждан армянской национальности, а через морской порт — железнодорожными паромами и другими морскими плавсредствами в Казахстан и в Туркмению более 16 тысяч человек.

За несколько январских дней из остававшихся в миллионном городе после предыдущих погромов около 50 тысяч армян свыше 35 тысяч были организованно эвакуированы. Большая часть потенциальных жертв бежала из Баку и других мест погромов, что называется, «своим ходом». Вместе с армянами погромам и насилию подвергались русские, евреи, греки, представители других национальностей и религий. Около 300 человек были убиты, несколько тысяч ранены. Реальные человеческие потери так и не были установлены, поскольку это никак не совпадало с интересами официальных властей.

Могу лично свидетельствовать‚ что только на одном христианском кладбище в Баку в конце января 1990 года я насчитал 72 свежих захоронения тех дней с армянскими именами на табличках и крестах. И еще один неоспоримый статистический показатель: после погромов в постоянно перенаселенном Баку оказались освобожденными от прежних жильцов 24 тысячи квартир.

19 января с началом рабочего дня в моем служебном кабинете раздался звонок по телефону связи с приемной министра: «Вадим Викторович срочно ждет вас у себя». Через две минуты я был у министра. «Летим в Баку, будут вводиться войска в город и режим чрезвычайного положения, — сказал он, — к 12.00 быть на аэродроме в Чкаловском у трапа самолета Язова». Я спросил, что брать с собой, имея в виду какие-либо документы, на что В. Бакатин ответил: «Ничего, кроме головы, если ее удастся сносить...»

Продолжение следует

Из книги Владислава Насиновского «Пять министров. Очерки, хроники, факты»