Июнь, 1941 год. Школьный выпускной бал. Вальс с одноклассницами и (страшно сказать!) — с наставницами. Прощай школа! Завтра выпускники уйдут в вузы, в военные училища, в новую жизнь. Выбор сделан, молодым — везде у нас дорога.
В субботу 21 июня собираемся на прощальную вечеринку всем классом. Оргкомитет уже три года собирал посильную дань на этот вечер. В сберкассе был открыт счет под 2 процента годовых.
Прощались на квартире одноклассника. Стол был обильным, праздничным. Харьков, Украина, вся страна жили очень прилично. Магазинный ассортимент позволял многое. В витринах и на прилавках громоздились штабеля банок крабов. Реклама взвывала: «Всем попробовать пора-бы, как вкусны и нежны крабы!» Икра манила революционной и черной расцветками, да и прочее добро было представлено широко и по рублево-копеечным ценам. Смешным ценам, как сказали бы мы сегодня.
Мы, молодежь, наши семьи ощущали пульс развивающейся страны, родного Харькова — мощного индустриального центра, города вузов, науки, студенчества, богатых традиций культуры.
Мы любили свой город и жили дружной многонациональной семьей. В нашей украинской школе прекрасно, основательно преподавали также и русский язык и литературу, знакомились литературой братских народов. Весь класс был отличным советским сплавом украинских, русских, еврейских, грузинских, армянских и других ребят. Мы не видели ни малейшей основы для национальной розни. Ее не могло быть в нашем советском сознании, в жизни класса, школы, двора.
Прощальный вечер был веселым и грустным. Танцевали, пели, клялись в вечной дружбе, а то и в любви. Арсенал прощания выплескали, казалось, до дна, но все же решили собраться самые стойкие к полудню, 22-го, в воскресенье.
Пришли после одиннадцати несколько девочек, пятеро ребят. Уселись доесть сладкое, допить шампанское. С нами и родителями школьного друга. Часто мы бывали в этой еврейской семье. Отец — коммунист, обувщик. Старший сын бригадир — в Москве, в военной академии. Младшего брата нашего одноклассника, провожаем в военно-техническое училище. Его мать, желает всем нам успехов в новой жизни и чисто по-матерински, завершает свое пожелание:
— Давайте, дети, выпьем за то, чтобы не было войны!
Но отец внес политические коррективы в материнский тост.
— Нет, мать. Война будет. Выпьем за то, чтобы ее подольше не было.
Не скажу, что мы тогда очень уж прочувственно отнеслись к этим родительским пожеланиям. Но бокалы с шампанским осушили дружно.
Только разговорились — помешала тарелка репродуктора. «Внимание, внимание! Слушайте важное правительственное сообщение…» длительная пауза. Атмосфера стала тревожной.
Я жил чуть ли не в двух шагах от места нашей встречи. Решил сбегать через улицу домой, чтобы предупредить родителей. Мама сидит у черного репродуктора, в руках у нее вырезка из газеты «Харьковский рабочий». Здесь у нее отметины: Бельгия, Голландия, Франция, Югославия, Норвегия…
— Игорь! Это война…
Мама была уверена, что наступает наш черед.
— Какая война, мама?
Но мама была права. Я убедился в этом через несколько минут, дослушав уже вместе с друзьями выступление Молотова. И жизнь понеслась неизведанным военным руслом, тяжкими днями, месяцами, годами.
Четверо ребят из-за стола двинулись в военкомат, сдали дежурному заявление с просьбой о зачислении в армию добровольцами. Дождались военкома. Он предложил не спешить, несколько обождать, пока обойдутся и без нас, необученных. Да и 18 лет не исполнилось. Но ждать не хотели. Через райкомы комсомола и партии добились зачисления в истребительный батальон НКВД по борьбе с десантами и диверсантами.
Встретил нас только-только назначенный милицейский комбат Горелов. Скупо разъяснил, что школьное сюсюканье и ученический анархизм надо оставить в мирном прошлом. Браться в серьез за оружие, военное дело. Разместились на харьковском ипподроме. Началось формирование партийно-комсомольского батальона. И мы были первыми!
Стало поступать трофейное вооружение. Видимо, из польских, бессарабских арсеналов: винтовки «Маузер», пулеметы «Браунинг», МГ-34. Инструкций и наставлений нет и в помине. И комбат поставил перед нами задачу: освоить это оружие, сборку, разборку. Сам комбат помогал, а он умел все. Меткий стрелок, отличный самбист, знающий оперативник, деятельный организатор. Он поверил в нас, вчерашних школьников, доверил ответственное дело, учил примером. И не ошибся: не подвели, обрели чуть ли не инструкторские навыки с помощью комбата.
Надо сказать, что вовсе не грамотными в военном деле мы себя не чувствовали. В школах были уроки военного дела. Учились стрелять, сдавали нормы БГТО, ГСО, ПВХО, гордились завоеванными значками, участвовали в соревнованиях. В нашей школе военно-физическую подготовку вел завкафедрой Харьковского механико-машиностроительного института В. И. Триполитов. Спортзал и школьный тир никогда не пустовали. Да и Харьковский Дворец пионеров (здание бывшего Всеукраинского ЦИК) вместе с Домом обороны и Домом Красной Армии вели патриотическую военно-оборонную работу, систематические школьные и кружковые соревнования стрелков, радистов, авиамоделистов, альпинистов, бойцов МПВО.
Молодое поколение росло не хилыми дохляками, неумехами. Многие ребята с 9-го класса ушли в артиллерийские и авиационные спецшколы.
Батальон формировался. И комбат поручил нам демонстрировать сборку-разборку трофейного вооружения новому поколению. А пополнение было весьма авторитетным. Командиром моего взвода был назначен профессор А. К. Вальтер, один из ведущих ученых Украинского физико-технического института, в котором велись активные исследования атомного ядра, сооружался один из первых в Союзе (после Ленинграда) ускоритель электронов. Командиром отделения стал доцент Украинского института журналистики. Первым номером пулеметного расчета был доцент механико-машиностроительного института Борисов. Парторг во взводе — преподаватель кафедры марксизма-ленинизма. Во взводе впору было создавать ученый совет.
Внучке я рассказывал, как пришлось показывать нашему взводному — профессору и его физикам из УФТИ, как разобрать (собрать) пулемет «Браунинг» и винтовку «Маузер». Внучка этому не верит. Но так было! Вопросы теории физики обсуждали без всякого нашего участия, зато в нашем молчаливо-почтительном присутствии.
Фронт приближался к городу. Непонятно-горькая тяжесть отступления угнетала. Начались бомбежки, шла эвакуация. Все больше проводилось поисковых операций, ночных дежурств, засад. Обезвреживали вражеских сигнальщиков, ракетчиков, вели охрану объектов.
Вскоре пришлось попрощаться с взводным командиром профессором Вальтером. С пониманием мы отнеслись к его отзыву Академией Наук СССР. Уже после окончания войны я узнал, что Антон Карлович стал академиком и участвовал с учеными-физиками в разработке атомно-ядерной оборонной мощи нашей страны. Умер А. К. Вальтер в 1965 году.
В ходе оборонительных боев за город наш батальон влили в полк народного ополчения. Участие в боях оставляло впечатление крайней неорганизованности, суматохи. Связь отсутствовала, действовали мелкими группами, без толкового согласования с воинскими частями. Считалось, что прикрываем отход войск.
Осталось особо тягостное впечатление от ночной засады с пулеметом и доцентом-командиром на площади Дзержинского. Самая большая площадь Европы, вокруг — здание обкома КПСС, гостиницы, громады домов Госпрома и Дома проектов. Выбиты окна, последний дом горит. Немецкая артиллерия ведет редкий огонь, снаряды рвутся в районе близкого зоопарка. В зловещей тишине между разрывами вокруг слышатся какие-то трубные звуки. Решаем с доцентом, что начинается атака, хотя слышали, что гитлеровцы в ночные атаки не ходят. Изготовились к бою. Но в отсветах пламени пожара по площади вокруг проносится стайка обезумевших от разрывов ланей или оленей. Ночной атаки не последовало.
Утром команда отходит. В конце октября оставляем город. Разрозненно выбираемся на заводские окраины, попадая кое-где под огонь немецких автоматчиков.
Брели размытыми осенними дорогами десятки километров. Пытались пристать к изредка встречающимся воинским подразделениям, но безуспешно: наше трофейное вооружение и гражданская истрепанная амуниция вызывали обоснованные подозрения и выяснение отношений с особыми отделами. Выручали удостоверения батальона НКВД. Попытки остановиться переночевать требовали длительных разъяснений селянам, что мы не диверсанты. Все это закончилось 7 ноября в Валуйках зачислением призывных возрастов наших ополченцев в потрепанные части 216 стрелковой дивизии.
Здесь уже узнали о боях под Москвой, о выступлениях Сталина на торжественном заседании в Москве и на параде на Красной площади.
Но горечь отступления пришлось пережить еще многократно. Оставили Донбасс, Ворошиловградскую область, доотступались под ударами танковой армии Клейста до Ростова. И, наконец, началось движение в обратном направлении. Наступаем! Поражает обилие и впечатляющий вид брошенной или подбитой вражеской техники — транспортеры мотопехоты, мощные тягачи артиллерийских дальнобойных орудий, многотонные грузовики, танки и броневики, сгоревшие или намертво застрявшие в подмороженной грязи наших дорог.
Откровенно говоря, наше наступление и все эти трофеи удивляли. Какой силой мы побеждаем? Ведь мы знали о скудном оснащении своей дивизии. Броневик всего один. В нем проносился иногда наш комдив Пламеневский, любимец личного состава. До войны он преподавал тактику в одной из военных академий. Это был достойный представитель нашей выжившей военной интеллигенции, по которой, по всей армейской верхушке прокатился уничтожающий каток ежовско-бериевского, сталинского террора в канун войны. И в этом лишь одна из весомых причин трагических месяцев отступления. Многое не успели в подготовке к войне, а в репрессиях преуспели.
Орудия артполка истрепанной дивизии перемещались на квёлых лошадях, а то и серых круторогих украинских волах. В нашем стрелковом полку в артбатарее одна 76 мм и две 45 мм пушчонки. Изредка удавалось видеть приданные или поддерживающие полк танковые или артиллерийские подразделения.
Скажу честно, что артиллерийской подготовки атаки так и не удалось услышать чуть ли ни до весны 1942 года. Но ведь наступали! Высок был наступательный порыв ноября, после освобождения Ростова. Гнали немцев вплоть до Миус-реки. Хотелось и дальше. Но, увы! На высотах за этой речушкой (хребет Сапун-горы)противник прочно закрепился и издевался над нашими бесплодными и обреченными на огромные потери атаками массированным минометным и пулеметным огнем. Покорить на эти высоты затруднительно даже в мирное время на четвереньках. Мы же в зиму ноября-декабря, переваливши через ледок Миуса, и очутившись, на открытом заснеженном поле, атаковали огрызающиеся огнем недоступные косогоры.
Немало проклятий адресовала пехота этим атакам. Но, оказывается, есть не только окопная стратегия. Вскоре узнали о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой, о контрнаступлении. Тогда пришло понимание, что здесь, на юге, своими атаками мы пытались помочь отстоять столицу, помешать переброске резервов. Может, так и было. Потери особенно тяжки и горьки, если они бессмысленны. Тягостное чувство оставалось от этих правовых потерь.
Часто обсуждали мы роль ополченцев. Конечно, это был высокий патриотический порыв. Честь и слава всем им. Но виделись и явные несообразности организационно-мобилизационной работы: все наши доценты, инженеры с большей пользой для войск могли быть использованы. Доцент, инженер в роли рядового в атакующей цепи пехоты — это непозволительное растрачивание профессионального ресурса. Только катастрофические провалы в ведении войны могут порождать такие явления.
Дни отчаянных, бесплодных атак стрелковых рот породили желание как-то с большей пользой применить хотя и короткую, но все же весомую подготовку в истребительном батальоне. Знали, что в полку есть взвод конной и пешей разведки. Видели иногда этих ребят, представляли, чем они занимаются. Были уверены, что там больше возможности для инициативы, ближе к противнику, не то, что в стрелковой роте. Подали вдвоем рапорта о зачислении во взвод пешей разведки. Командир и комиссар 665 сп расспросили о подготовке, познакомились с командиром разведки. И начался новый этап, война оборачивалась новыми гранями.
Поскольку перешла к обороне, то главными задачами были наблюдения за противником, разведывательный поиск, изучение переднего края, выявление возможностей захвата языка, контрольного пленного. И отработка этих задач, боевая учеба в ближнем тылу. Нового было немало, есть чему поучится у разведчиков.
Знакомились с ребятами. Рассказывают о себе и требуют полноты сведений от новичков. Затевается сражение в карты: на столе «в банке» пистолет «Вальтер», трофейные игральные карты, немецкие масленки, протирки, открытки, эрзац — продукты. На деньги игра не допускается ни в "очко" ни в дурака. Какой-то свободный, раскованный стиль общения, шутки. Весело, дружно. В стрелковой роте более суровая атмосфера. Убеждаемся в том, что и кормежка разведчиков организована лучше, старшина старается во — всю.
По мере знакомства удивляет, что во взводе есть и осужденные военным трибуналом. Василий Ц., новгородский крепыш, шофер ЗИС-3 вез водку в полковой продсклад. Застрялв снежных сугробах, в сильный мороз. Грел мотор спиртным, согревался и сам, не обморозился, но груз доставил с недостачей. Результат: осужден к отбыванию наказания на передовой. Бывший пилот ТБ-3, старший лейтенант лихо помахал крылышками над хатой своей возлюбленной, приземлился на аэродроме не очень удачно. За хулиганство в воздухе, нарушение правил полетов разжалован, осужден на три года с отбытием наказания на передовой. Бывший десантник Д. удостоился такой же судьбы. Все они настояли на направлении в разведку, надеясь ценой подвига, крови или даже жизни быстрее смыть позор осуждения. Так оно и происходило. Но все же можно усомнитьсяв таком рвении военного трибунала. Не было ли в этих случаях перестраховки, обусловленной атмосферой отступления, военных удач?
В наше время немало подчас издевательской иронии адресовано политрукам, военкомам. Были, конечно, и недостойные персонажи в этом, как и любом другом, войсковом звене. Но огульные оценки несправедливы. В стрелковой роте довелось встретить весьма недалекого, глуповатого политрука. Посмеивались бойцы над ним довольно откровенно. Но он не трусил, ходил в атаки и честно сложил голову в бою. Вечная ему память.
Во взвод разведки пришел к нам политрук Пастернак. Это был храбрейший, достойнейший коммунист, с военной хваткой. Он знал, казалось, все и умел учить примером, добрым и острым словом, зажигал своей энергией. Во взводе он очутился тоже за какую-то провинность. Но это был подарок судьбы. При всем уважении к нашему взводному младшему лейтенанту, политрук длянас был на первом плане. Именно онв ночном захвате языка обеспечил под огнем отход по заминированной снежной полосе, где шли за ним след в след и избежали потерь. Но политрука у нас забрали на роту противотанковых ружей. И он вскоре погиб, ведя огонь по танку и сраженный снарядом чуть ли не в упор.
В одной из разведывательных операций я был ранен, упросил полковую санчасть не отправлять меня в госпиталь, не разлучать с разведкой. Вскоре вернулся в строй.
Чудом нам повезло в Барвенковско-Лозовской операции. Дивизию успели вывести из мешка для укомплектования. Май 1942 года встретили в тылу 18-й армии. Нежданно меня направляют на краткосрочные курсы младших политруков. До этого, в декабре 1941 года, как отличившийся в боях, я был принят кандидатом в члены КПСС. Затем назначен замполитрука взвода разведки.
Армейские курсы располагались в городе Краснодаре. Началось обучение. Особо изнурительной была тактическая и инженерная подготовка. Разведка-аристократия, окопов и траншей не рыла. На курсах пришлось в полной мере наверстать упущенное и усердно рыть донецкую степь. Остальные предметы не составляли трудности. Вскоре откомандировали нашего ротного, который читал курс военной топографии. Комиссар курсов как-то услышал, как на самоподготовке я разъяснял курсантам некоторые приемы работы с картой, и предложил вести эти занятия. (Дело в том, что мне пришлось в школьные годы ознакомиться очень прилично в Доме обороны с элементами военной топографии.) Предоставили время для подготовки, освободили от тактических и строевых занятий. Началась моя короткая педагогическая деятельность. Короткая, потому что летние наступления вермахта на юге загнало наши курсы вместе с 18-й армией за Главный Кавказский хребет.
Это летние отступление с тяжелыми боями, под ударами авиации, особенно при переправах через Дон, Маныч, Кубань, было еще более трагичным. Ведь считали, что можем наступать. Но слишком тяжким был просчет с ударом Юго-Западного фронта. Наступательная операция, санкционированная Верховным вопреки мнению Генштаба, обернулась глубоким прорывом сил Вермахта на Сталинград и Северный Кавказ. 18-й армии пришлось сражаться в предгорьях и на хребтах Кавказа, под Новороссийском.
Курсы наши участвовали в арьергардных боях и, в конце концов, перешли в ведение Туапсинского оборонительного района Черноморской группы войск. Бои под Туапсе отличались особой ожесточенностью, враг пытался рассечь Черноморскую группировку, сбросить ее в море. Не получилось. Чувствовалось, что оборона изматывала немецкие и румынские дивизии. Накапливались силы, активнее стала помощь союзников через Каспий вооружением, техникой. Мобилизованы были национальные соединения республик Закавказья, и они стойко сражались. Плечом к плечу отстояли Кавказ, выстояли и вслед за сталинградцами перешли к общему наступлению на Северном Кавказе, на Кубани.
Мне еще в августе 1942 было присвоено офицерское звание. Нашел я и свою 216-ю дивизию, добился направления к однополчанам. Был комиссаром батареи, а затем назначен помощником начальника политотдела дивизии по работе среди комсомольцев и молодежи. Не забывал никогда свой родной полк, разведчиков.
Очень мало осталось в строю ветеранов, выкосили бои многих. Но и растила война умелых командиров. Комбаты становились командирами полков. Комиссар Вдовкин командовал полком, а затем и дивизией. Комдив Пламеневский стал генерал, замкомандующего 18-й армии по тылу. Начался наступательный путь дивизии по знакомым и незнакомым местам сражений.
С Голубой линии Тамани вскоре после освобождения станицы Крымской эшелонами двинулись в Донбасс, участвовали в боях за освобождение шахтерского края. Дважды пришлось воевать в Донбассе: оборонять в 1941 г. и освобождать в 1943 г. Дебальцево, Горловка, Краматорск, Краснодон… Даже в страшном сне не поверил бы, что эти места бандеровско-фашистская клика в наши дни вновь превратив в арену боев против народа ДНР и ЛНР.
Вместе с танкистами прорывали оборонительную линию «Вотана» под Мелитополем на реке Молочной. Это были ожесточенные штурмовые сражения, с большими потерями. Но оборона была сломлена, в прорыв пошли 19-й танковый и кавалерийский корпуса, с ними и наша дивизия — на Запорожье.
Военная судьба резко поворачивает дивизию на юг, на Крым. Пришлось участвовать с самого начала идо конца завершающих боев за Крым, Севастополь. Это была смелая, поучительная, образцовая операция, закончившаяся пленением недобитых остатков вражеской группировки на мысе Херсонес. Около 30 тысяч пленных потянулись колоннами в тыл. Но это было 11мая 1944.
А до этого шли упорные полугодовые бои на турецком валу Перекопа и Сивашском плацдарме. К началу ноября дивизия подтянулась к берегам Сиваша и готовилась с марта к форсированию этой преграды. До уреза воды десятки метров невиданного топкого ила. Затем грунт потверже, но на 3 километра гладь Гнилого моря — Сивашской горчайшей воды. Глубина — по горло, если повезет с ветром. Если ветер с Востока, то нырнешь с головой. С ветром повезло. Готовили надувные лодки, плотики для боеприпасов, пулеметов, минометов. Но и навьючивали на свои шеи солдаты запас патронов, сухарей, мины и гранаты подвязывали. Формировались штурмовые группы.
Главным проводником был старик, местный житель, которому довелось в 1920 г. вести через Сиваш части армии Фрунзе. Он хранил с тех пор свою награду — орден.
Пути проходов для частей и подразделений обозначили разведчики, сигнальщики. И в первых числах ноября 1943 г. началось ночное форсирование Сиваша с целью захвата плацдарма на крымском берегу. Противник поздно обнаружил переправу войск, бомбардировки и артобстрел были очень интенсивными. Движение было замедленным, но дружным, бойцы помогали друг другу, выручали захлебнувшихся, попавших в воронки, ямы.
На крымском берегу сопротивление оказалось слабым, неорганизованным. Батальоны, полки безостановочно продвигались, расширяя плацдарм. Днем начинались контратаки немецких, румынских частей, венгерской кавалерии. Появились и танки противника.
Пришлось закрепляться, окапываться. Тяжело было без дивизионной артиллерии. Ее пытались перебросить через Перекоп. Но там начались ожесточенные бои. И артиллерию вернули для переправы через Сиваш. С какой радостью и облегчением встретила пахота первые переправившиеся орудия и их меткий огонь прямой наводкой по танкам и кавалерии! Сбросить с пяточка противнику не удалось. Плацдарм был расширен, закреплен соединениями нашего 10-го стрелкового корпуса генерала Неверова, действующего в составе 51-й армии генерала Крейзера. Это была армия, отличившаяся в боях южнее Сталинграда.
Шесть месяцев шли бои на плацдарме. Оборона была прочной. Я впервые в совей армейской жизни видел такую разветвленную систему глубочайших траншей, землянок — «лисьих нор», замаскированных хитроумно пулеметных гнезд, снайперских ячеек. Северная Крымская степь была изрыта вдоль и поперек. Надо было беречь людей, готовить для последующего броска войск, удара в тыл Турецкого вала, Перекопского перешейка. Этот оперативный замысел сыграл в последующем большую роль в стремительном апрельском наступлении 1944 года.
А пока с ноября 43-го по апрель 44-го — стойкая оборона. Снабжение войск вели вначале специально созданные группы воинов — «носильщиков», «плотогонов». Затем была сооружена дамба и понтонный мост. Ежедневно и неоднократно переправа подвергалась налетам авиации. Завязывались воздушные бои, наращивалась мощь зенитно-огневого прикрытия. Саперы старались быстро «латать» бреши. Тяжелой и опасной была боевая служба на переправе. И после войны долго не заживали у тех, кто уцелел, язвы от сивашской воды.
В обороне особая роль — у снайперов. В нашей дивизии, да и в 51-й армии, знали наших девушек-снайперов: Людмилу Троск, Нину Слонову. Зину Иващенко. Здесь, в Крыму, рос их боевой счет. Военсовет армии наградил девушек, где-то в киноархиве должны быть кадры их снайперской «охоты». Политуправление фронта командировало оператора для этих съемок.
Оборона предполагала и проведение тактических наступательных, разведывательно-поисковых действий для совершенствования позиций, захвата доминирующих высот. В одной из таких операций героически погиб молодой боец, только вступивший в комсомол, Иван Зюсь. Раненым в разведывательном поиске его пыталась захватить группа немецких солдат. Герой-комсомолец взорвал гранатой себя и вражеских солдат. Посмертно рядовому Ивану Зюсь было присвоено звание Героя Советского Союза.
В начале апреля 1944 года плацдарм был предельно насыщен артиллерией, танковыми частями. Перед наступлением прибыли дивизионы гвардейских минометов («катюш»), расставлены пусковые рамы тяжелых реактивных снарядов. И 8 апреля оборона противника была сметена мощным артиллерийским и авиационным наступлением, подготовившим и сопровождавшим атаку пехоты. Стремительным броском освобожден Симферополь.
Впереди Севастополь, за укрепленной Сапун-горой. Штурм начался в первые майские дни. Гора — в сплошных разрывах снарядов, их вал катится впереди пехоты. Звенья штурмовиков наносит бомбовые удары. В цепях атакующей пехоты видны красные флаги, павших знаменосцев сменяют их товарищи. Флаги все ближе и ближе к вершине хребта. 5 мая вводятся в бой полки нашей дивизии. Оборона прорвана. Батальоны врываются в город, штурмуют здания, преследуют бегущего противника. Выходим к Северной бухте, вокзалу. 9 мая город освобожден. Гремит стихийный салют. Противник загнан на узкий Херсонесский мыс. В стереотрубу видны толпы сгрудившихся у причалов фрицев. Баржи топят наши штурмовики. У переднего края чуть ли не колесо к колесу расположились орудия. Мощные залпы — и лес рук, сдающихся в плен фашистов. Крым освобожден.
Линия фронта уже давно за Днепром. Получаем отличное пополнение из крымских партизан. В Бахчисарае погрузка на эшелон и через Запорожье, Харьков — в Белоруссию. По дороге узнали о наконец-то состоявшейся высадке союзников во Франции. Мощное движение Красной армии на Запад заставило их переплыть Ла-Манш.
Успели влиться в операцию «Багратион» на крайнем правом фронте. И двинулись в Прибалтику — Литва, Латвия. Бои на обводе Курляндской группировки.
Ближе к границе мне не повезло: возглавил атаку и был тяжело ранен. Обе руки, нога в гипсе. Попал в госпиталь Даугавпилса, затем эвакуирован в Тамбов, где и встретил Победу.
Как бы ни тяжелы были военные годы, но это был такой жизненный пласт, которым гордишься: выстоял, выдержал испытание. Вместе с армией, страной добывал Победу, верил в нее. Горька победа, слишком дорогой досталась ценой, потерей родных. Потерей друзей. С этой болью примириться нельзя.
Как тут не вспомнить и нынешние дни: «Крым наш!» Он, вновь, прочно и навсегда вернулся в родную гавань России, в силу единодушного волеизъявления его народа!
ОСИПОВ Игорь Сергеевич.Родился в 1923 г. в Харькове. В июне 1941 г. зачислен добровольцем в истребительный батальон НКВД по борьбе с десантами и диверсантами. В боях с октября 1941 г. в составе 1 полка народного ополчения Харькова и 216 стрелковой дивизии на Юго-Западном, Южном, Северо-Кавказском, Закавказском, 4-ом Украинском, Белорусском и I Прибалтийском фронтах. Рядовой и замполитрука взвода пешей разведки стрелкового полка. После окончания курсов младших политруков 18 Армии — комиссар артбатареи, помощник начальника политотдела 216 СД по работе среди комсомольцев.
После окончания войны служил в Политуправлении Харьковского военного округа. С 1947 г. — в органах МВД. С 1950 г. в Центральном аппарате МВД СССР: Управление военно-учебных заведений, Высшая школа МВД, главный редактор журнала «Советская милиция», заместитель начальника ЦПВР МВД СССР. Окончил Военно-политическую академию (военно-юридический факультет). С 1975 по 1992 гг. — помощник министра внутренних дел СССР. Многие годы принимал активное участие в ветеранском движении и военно-патриотической работе. Член Совета «Центра социальных и благотворительных программ поддержки ветеранов и инвалидов силовых структур «ЗВЕЗДА».
Награждён орденами: Почёта (РФ), Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, «Знак Почёта»; медалями: «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией», другими медалями и памятными знаками.
Игорь Сергеевич ушёл из жизни 9 сентября 2020 года, похоронен на Троекуровском кладбище.